Царские дети готовятся к Пасхе :: Православный Серпухов

Русский писатель И. Сургучев написал книгу «Детство императора Николая II». Отрывок из книги, который мы предлагаем читателю, рассказан автору полковником В. К. Оллонгреном. Мама Владимира Оллонгрена была воспитательницей Великих князей, и Володя в детстве проводил много времени с будущим императором Николаем II.

В Страстную Пятницу с Императорского фарфорового завода привозилась груда фарфоровых прелестных яиц различных размеров. Большие яйца, очень дорогие, вероятно, получали лица, близкие к Августейшей (то есть царской) семье. Меньшие размеры полагались персоналу, обслуживающему Дворец.

В пятницу был вынос Плащаницы, на котором мы обязательно присутствовали. Чин выноса, торжественный и скорбный, поражал воображение Ники (будущего Николая II), и он на весь день делался скорбным и подавленным и все просил маму рассказать, как злые первосвященники замучили доброго Спасителя. Глазенки его наливались слезами, и он часто говаривал, сжимая кулаки: «Эх, не было меня тогда там, я бы показал им!» И ночью, оставшись одни в опочивальне, мы втроем разрабатывали планы спасения Христа. Особенно Ники ненавидел Пилата, который мог спасти Его и не спас.

Помню, я уже задремал, когда к моей постельке подошел Ники и, плача, сказал:
— Мне жалко Боженьку. За что они Его так больно?

…Когда я сказал, что иду сейчас в мамину квартиру, где Аннушка красит яйца, то впечатление было такое, будто гром ударил среди ясного неба!

Что такое: красить яйца? Как это так: красить яйца? Разве можно красить яйца? И, в сравнении с этим любопытством, чего стоили все писанки, изготовленные на Императорском заводе?

Вырваться из царских комнат не так-то легко… Нужно было, главным образом, преодолеть бдительность мамы. На наше счастье, ее куда-то вызвали. И не успела еще отскрипеть веревка лифта, как мы, всей компанией, пробрались в заветный коридор…

Аннушка делала какую-то прочную краску из лукового настоя, который разводила в глиняной миске. Вся мамина квартира пропахла луком, так что даже Ники осведомился:
— Что это так в глаза стреляет?

Но когда он увидел, как обыкновенное яйцо, опущенное в миску, делается сначала бурым, а потом — красным, его удивлению не было границ. Добрая Аннушка снизошла к нашим мольбам, засучила нам рукава, завесила грудь каждому какими-то старыми фартуками и научила искусству краски. И когда изумленный Ники увидел, как опущенное им в миску яичко выкрасилось, — он покраснел от радости и изумления и воскликнул:
— Это я подарю мамочке!

Мать (мама Володи Оллонгрена, воспитательница великих князей) хватилась нас, безумно испугалась. Кинулись в сад — нас нет. В кухню — нас нет. Подняли всю дворню на ноги, поднялся шум, суматоха. Нас нашли, но в каком виде! И тут оба великих князя оказали бурное сопротивление: ни за что не хотели уходить из кухни Аннушки — Жоржик даже брыкался. Разумеется, мне, как заводиловке, влетело больше всех. Влетело и Аннушке, а Аннушка огрызалась:
— Ну что ж, что царята? Дети, как и есть дети. Всякому лестно.

Забрав в руки плоды своего искусства, мы, под стражей, с невероятно вымазанными руками, следовали на свою половину. Мать принимала валериановые капли… Начали мыть нам руки, принесли песку, но краска так и не отмылась до самой Фоминой недели.

Во время христосования отец Ники (будущий император Александр III) вдруг потянул носом и спросил:
— Что-то ты, брат, луком пахнешь, а?
И тут заметил его неоттертые руки.
— А ну ты, Жорж? Ты, Володя?
Понюхал всех. От всех несло луком.
— В чем дело!
Мать со слезами объяснила происшествие. Александр Александрович расхохотался на весь дворец.
— Так вы малярами стали? Молодцы! А где же ваша работа?
Мы бросились в опочивальню и принесли свои узелки.
— Вот это — папе, это — маме (будущей императрице Александре Феодоровне), это — дедушке (императору Александру II).

Александр Александрович развел руками.
— Вот это — молодцы, это — молодцы! Хвалю! Лучше всякого завода. Кто научил?
— Аннушка.
— Шаль Аннушке! И пятьдесят рублей денег. А вам — по двугривенному. Сколько лет живу на свете — не знал, что из лука можно гнать краску.
Через несколько минут после его ухода нам принесли по новенькому двугривенному.